Сорок лет назад Жиль Вильнев погиб после столкновения с Йохеном Массом во время квалификации на Гран-При Бельгии в Зольдере.
История яркого сезона Формулы 1 1982 года была рассказана много раз. Для Ferrari тот год был тяжелым, ведь помимо потери Вильнева позже тяжелые травмы в аварии получил его напарник Дидье Пирони, что завершило его карьеру.
Однако, есть человек, чьими глазами мы еще не смотрели на тот сезон. Это главный конструктор команды из Маранелло Харви Постелтуэйт, чья модель 126C2 выиграла Кубок конструкторов в том году, и должна была выиграть и личный зачет.
В 1996 году, за три года до своей смерти, Постелтуэйт рассказал о сезоне 1982 и сложных отношениях между Вильневым и Пирони. Интервью не было опубликовано в то время, и в течение последних 26 лет оно было утеряно среди прочих.
Как и его современник Патрик Хед, Постелтуэйт был умным человеком, не склонным к сентиментальным размышлениям. Тем не менее, было ясно, что у него остались теплые воспоминания о Вильневе, и что канадец выделялся среди многих гонщиков, с которыми Харви работал на протяжении многих лет.
«У Жиля был образ совершенного безумца», — говорил Постелтуэйт. «Ну, безумец, вероятно, неправильное слово, но все выглядело так, будто он был очень быстрым и безответственным за рулем гоночной машины. На самом деле, это было не совсем так. Он был очень вдумчивым гонщиком, он очень серьезно относился к гонкам. Но ему нравилось доводить все до предела. И ему нравилось, что каждый круг, который он проезжал, был таким же быстрым или быстрее, чем предыдущий круг.
Я полагаю, это был способ, которым он, вероятно, доводил себя до предела. Но он, безусловно, был более разносторонним и не таким сумасшедшим, как люди его представляли. Я имею в виду, что образ, вероятно, формировался с течением времени, но на самом деле, я всегда находил его очень серьезным, и действительно довольно ярким парнем.
Он ни в коем случае не занимался политикой в команде, и он говорил очень четко и просто о машине. И я думаю, что его очень ценили за это. Но он был очень быстр, в этом нет никаких сомнений. Он, вероятно, был одним из самых быстрых гонщиков, которые когда-либо садились за руль гоночной машины».
Вильнева считали фаворитом Энцо
Постелтуэйт подтвердил, что Энцо Феррари питал слабость к Вильневу, который впервые выступил за него в конце 1977 года: «В гоночной команде Ferrari тогда было гораздо меньше политики, чем сейчас», — считал Постелтуэйт. «Тем не менее, тебе надо было быть внимательным и не заходить на «чужую территорию». А Жиль с этим не особо считался! Если он думал, что машина плоха, он говорил об этом, и это, как правило, расстраивало многих людей, но его это не волновало. И Энцо очень любил его за это, потому что думал, что это именно то, что он хотел услышать. Он хотел знать.
У них едва ли был общий язык – у них был что-то французское у обоих. Но я не думаю, что кто-то когда-либо был по-настоящему близок к Энцо Феррари. Конечно, у него была большая привязанность к Жилю, без всякого сомнения, потому что Жиль делал то, что мало кто мог сделать. Он мог бы сделать то, что сегодня делает Михаэль Шумахер, он мог бы взять машину, которая, вероятно, не самая лучшая, и заставить ее ехать быстро. Пирони был другим парнем. Я знал его менее хорошо, я не знал его вообще, пока не пришел работать в Ferrari. Он был не таким открытым человеком, поэтому с ним было сложнее общаться. Но он также был довольно быстрым».
Постелтуэйт предоставил интересное сравнение стилей двух гонщиков: «Жиль был быстр везде. Но особенно, и это звучит немного странно, но это правда, Жиль был потрясающим в медленных поворотах. В шиканах он был невероятно быстр. Пирони был быстр на трассах с большим количеством скоростных поворотов. Он был удивительно храбрым гонщиком в быстрых поворотах. Он никогда не поднимал ноги с педали газа. И интересным образом они дополняли друг друга».
Вильнев и Пирони были хорошими друзьями до печально известного Гран-при Сан-Марино 1982 года, гонки, которую бойкотировали большинство британских команд. После того, как Renault перестали быть опасными для них, Жиль и Дидье несколько раз обменялись позициями. Канадец полагал, что они устраивают шоу для болельщиков, и что Пирони выполнит предгоночное соглашение и позволит ему победить. Это была также непростая гонка с точки зрения расхода топлива, и оба гонщика должны были помнить об этом. На последнем круге Пирони проехал мимо напарника, а Вильнев уже не мог ему ничем ответить. После гонки Жиль был непреклонен в том, что его ограбили, и поклялся, что больше не будет разговаривать со своим товарищем по команде.
Хотя чувства Вильнева были хорошо известны, Постелтуэйт приуменьшал влияние произошедшего на команду: «Я думаю, что враждебность, которая якобы возникла между ними, была излишне раздута. Возможно, был момент неприятия по поводу того, что тогда произошло в Имоле. Но даже это было раздуто несоразмерно. Конечно, в команде это не воспринималось в то время, как какая-то проблема».
Так был ли Пирони в том положении, чтобы выйти сухим из воды из этой истории?
«Я не думаю, что его положение было сильнее, чем положение Жиля», — сказал Постелтуэйт. «Я думаю, скорее наоборот, мне кажется. Не пытайтесь упростить внутреннюю политику Ferrari до этого, на самом деле, имело место быть гораздо больше. И Энцо был в значительной степени в курсе всего, что происходило. Он пригласил их и дал им обоим возможность высказаться. Он регулярно разговаривал с гонщиками. Они проводили много времени в Маранелло, гонщики должны были там присутствовать. Он любил наблюдать за тестами и все время разговаривал с гонщиками. Я думаю, что он очень хорошо контролировал ситуацию».
Вильнев придерживался своего обещания не разговаривать с Пирони после Имолы, и он все еще был зол, когда Формула 1 приехала в Зольдер.
Общепринятая версия заключается в том, что он был настолько взволнован тем, что произошло за две недели до этого, и так стремился опередить своего напарника по команде, что несчастный случай в квалификации, который унес его жизнь, был прямым результатом их вражды.
Постелтуэйт, который вернулся в Маранелло в те выходные и, таким образом, возможно, немного отстранился от напряженности в команде, приуменьшал любую связь инцидента на настроение канадца: «Жиль всегда отчаянно пытался квалифицироваться впереди. У него была просто невероятная воля к победе. Он обгонял кого угодно на чем угодно, всегда. Ему было все равно. Я имею в виду, что он был таким, он просто не позволял людям вставать на его пути. Лично я не думаю, что то, что произошло в Имоле, каким-либо образом способствовало тому, что произошло впоследствии в Зольдере. Я никогда в это не верил. Это была бы любопытная история, но я не думаю, что это связано. Жиль хотел быть самым быстрым все время, в том числе если это предполагает обгон другого гонщика… Если перед ним была другая машина, ее предстояло обогнать. Дело не в том, что он был особенно агрессивным. Просто он был таким, каким он был, если он видел впереди машину, он ее обгонял. Вот и все. Он просто знал, что он самый быстрый гонщик».
Пирони и Вильнев
После Зольдера команда продолжила выступления, новым ее гонщиком стал Патрик Тамбэ, и вскоре он одержал победу в Германии. Пирони выиграл в Нидерландах и завоевал ряд подиумов, а в тот год ни один гонщик или команда не доминировали. Отправившись в Хоккенхайм в августе за пять гонок до конца чемпионата, он лидировал в личном зачете с преимуществом в девять очков.
Во время заездов в субботу утром на мокром асфальте француз был самым быстрым, но он врезался в заднюю часть Renault Алена Проста, и его машина взлетела. Авария была удивительно похожа на аварию Вильнева, но Пирони выжил, хоть и получил сильнейшие травмы ног. Это был конец его гоночной карьеры.
«Что тут можно поделать?», — сказал Постелтуэйт. «Это автоспорт, не так ли? И такие вещи случаются. Авария Вильнева произошла на невероятной скорости, и тяжесть аварии Пирони была тоже очень серьезной. Машина поднялась в воздух на большой скорости. Это были две очень, очень серьезные аварии, и то, что они оба произошли за один год, было ужасной трагедией. И я думаю, что это было что-то, что оказало очень большое влияние на всех. Сейчас трудно вспомнить свои эмоции в то время. Как ни странно, я помню день аварии Пирони лучше, чем день аварии Вильнева, может, потому что авария Пирони казалась такой нелепой».
Включая тот злополучный этап в Хоккенхайме, Пирони пропустил последние пять гонок сезона, но он все же занял второе место в личном зачете, на пять очков отстав от Кеке Росберга. Кубок конструкторов стал некоторым утешением для Ferrari.
В 1986 году Пирони провел тесты с AGS и Ligier, но возвращение в Формулу 1 никогда не было реалистичной целью. Вместо этого Дидье перезапустил свою карьеру в гонках на морских моторных лодках. В августе 1987 года, чуть более чем через пять лет после катастрофы в Хоккенхайме, он погиб в результате инцидента у острова Уайт.
Постелтуэйт оставался непреклонным в том, что Вильнев выиграл бы в 1982 году и мог бы добиться гораздо большего: «Жиль был бы чемпионом мира в том году, я думаю, без каких-либо сомнений. Машина была достаточно хороша, двигатель был достаточно хорош, и Ferrari была достаточно хороша, чтобы он занимал подиумные места достаточно часто и в итоге выиграл титул. Лично мне всегда нравились гонщики, которые были быстрыми, а Жиль был быстрым. Всегда приятно иметь дело с таким гонщиком. Жиль был звездой в период до появления телеметрии в машинах. Сейчас все по-другому, все гораздо более научно. Смог бы ли кто-то вроде него выигрывать гонки сегодня, я не знаю, но, безусловно, в тот период он сумел. Когда вы смотрите на гонки с машинами турбоэпохи в 1981 году, например в Монако и Испании, кажется невероятным, что Жиль мог делать с той машиной. Очень трудно понять, чего он мог бы достичь. Мы можем сколько угодно спекулировать на эту тему, но мне хотелось бы верить, что он выиграл бы несколько чемпионатов мира, и что он был бы прекрасным послом нашего спорта. Я думаю, что спорту нужны чемпионы мира с характером, и он был замечательным парнем, ярким персонажем. Болельщики, особенно в Италии, всегда будут любить гонщика, который быстр. Он мог делать с гоночными машинами то, что другие гонщики не могли делать. У него был вертолет, и он пытался сделать на нем петлю. Таким парнем он был. И я думаю, что, конечно, люди просто ценили это тогда. Одна из печальных вещей заключается в том, что, вероятно, весь мир теперь гораздо более стерилен, и, возможно, так вести себя не слишком приемлемо».
Перед тем, как Постелтуэйт покинул Маранелло в 1987 году, команда одержала еще несколько побед, но машина 1982 года остается его главным наследием в команде: «У меня есть свои собственные воспоминания и ощущения от того времени. И я полагаю, что это не то, что хочется вспоминать, потому что, когда гонщик получает травмы в машине, которую ты построил, это не то, что хочется перематывать в голове. Были положительные и отрицательные последствия. Но лично мне не нравится, когда все это раздувается. И я думаю, что ситуация была излишне раскручена. Есть доля правды в различных слухах о том, что произошло, и, в том числе, о враждебности, которая была между гонщиками, но не настолько. И я думаю, что на самом деле я бы предпочел помнить этих двух гонщиков как хороших друзей, и они были ими на самом деле вне трассы, я это помню. Они находили общий язык, и у них было много общего. Я думаю, что они оба были отличными гонщиками, и они оба были очень, очень конкурентоспособны. Это была большая трагедия, что они оба погибли в результате несчастных случаев».
Это перевод статьи Адама Купера с сайта motorsport.com от 8 мая 2022 года.
Этот блог в соцсетях: