Развернутый «Турбораздув».
На Гран-при Айфеля на «Нюрбургринге» Льюис Хэмилтон одержал 91-ю победу в карьере и сравнялся с Михаэлем Шумахером. Признание достижения №44 последовало и со стороны семьи Красного барона – Мик после финиша вручил Льюису один из шлемов отца.
Красивым жестом Шумахеры подчеркнули наследственность Хэмилтона на посту главного рекордсмена «Формулы-1» – Льюис почти без сомнений как минимум повторит рекорды по титулам, как и многие другие. Выходит, пилот «Мерседеса» пришел к несомненному величию? Именно об этом редакторы Sports.ru Артем Рубанков и Дмитрий Федотов порассуждали в шестом выпуске подкаста «Турбораздув» : отметив успехи Льюиса Хэмилтона, вспомнив его первый сезон в «Ф-1», уникальные способности и пилотаж, а также сравнив с Михаэлем Шумахером и Айртоном Сенной.
Для тех, у кого нет возможности или желания послушать подкаст целиком – мы выбрали несколько важных моментов из разговора.
Везение
Дмитрий Федотов (ДФ): Среди болельщиков популярно мнение, что Хэмилтон – очень везучий гонщик и за счет этого ему удалось добиться больших успехов. С другой стороны, фанаты Льюиса отмечают, что во многих Гран-при гонщику крупно не везло и на самом деле его удача не сильно превышает удачу других пилотов.
Артем Рубанков (АР): В последние годы Льюису действительно много везет: когда соперники попадают в аварии или получают проколы – от этого всегда выигрывает именно Хэмилтон. Но правда и в другом: когда уже не везет Хэмилтону – другие пилоты не пользуются возможностью так же хорошо, как Льюис, когда ему предоставляется шанс.
Возможно это следствие более усердной работы – как его, так и команды, – а может это действительно чистое везение и он оказывается в правильном месте в нужный момент. Может, количество случаев с удачами и неудачами у него примерно одинаковое, но сам вклад везения в итоговые успехи больше, чем вклад невезения в неудачи. Наверное, эта мысль для понимания кажется сложной, но в качестве примера можно вспомнить сезон-2018.
Гран-при Китая и Азербайджана должен был выигрывать Валттери Боттас, и он же должен был возглавлять чемпионат мира. И если в «Мерседесе» говорят правду, то по их внутренней логике гоночные приоритеты до конца сезона получил бы именно финский гонщик. Но [в Шанхае] неудачно выехал сейфти-кар, затем [в Баку] у Боттаса был прокол – гонку в Азербайджане выиграл Хэмилтон. И все – он уже лидер чемпионата, а Боттас отстает на 30 очков. В этих двух моментах, на которые ни один из пилотов «Мерседеса» напрямую повлиять не мог, больше выгоды получил именно Льюис. К тому же в Китае Хэмилтон мог и не приехать четвертым и не заработать столько очков, если бы Ферстаппен не столкнулся с Феттелем – в таких моментах англичанин зарабатывает определенный гандикап, который в дальнейшем не теряется, даже если Льюиса уже начинают преследовать неудачи, как на Гран-при Австрии.
Есть и другой пример – на первых же кругах первой гонки в сезоне-2014 у Льюиса сломался мотор, он сходит, сразу уступает напарнику Росбергу 25 очков, но в итоге сезон выигрывает. Да, ему не повезло, но за счет целенаправленной и усердной работы в остальных гонках он сумел сократить разрыв. И сейчас кажется, что, да – бывало, что не везло, но это не критично. И ведь действительно – машина у Хэмилтона сломалась именно тогда, когда у него еще было время на исправление положения в чемпионате. В то время как у Росберга болид сломался и в Сингапуре, и в последнем Гран-при в Абу-Даби – отыграть что-либо уже было нельзя.
То есть, у Льюиса впереди был целый чемпионат, чтобы отыграться, а у Росберга второго шанса не было.
ДФ: Я бы не сказал, что Льюис сильно везучий гонщик – удачи и неудачи часто у него компенсируют друг друга. У него были периоды в «Макларене» в 2011-2012 годах, когда его часто преследовали то технические неполадки, то косяки команды на пит-стопах. Но это практически укладывается в твою мысль о том, что невезение не сильно на его чемпионаты влияло – даже с нормальными Гран-при те чемпионаты он, наверное, не выиграл. С другой стороны, поломка подвески в Италии и пара других технических неполадок выбили его из борьбы с Феттелем и Алонсо за титул.
Есть и другой пример – Малайзия-2016, где у него сгорел мотор: вместо победы и сокращения отставания от Росберга он стал отставать еще сильнее. Да, у Нико тоже было достаточно проблем.
АР: В той же гонке Феттель его развернул…
ДФ: Да, бывало. Но я бы не сказал, что невезение мало чего стоило Льюису. Как раз он, возможно, лишился шанса ухватиться за титул – в 2016-м ему пришлось отыгрывать слишком большое количество очков. Да, сама вероятность еще существовала, но сделать это было очень тяжело. Хотя с твоей концепцией я не спорю – она звучит достаточно хорошо.
АР: Да, такие истории у Льюиса бывали, но случались все-таки очень редко. Малайзия – чуть ли не единственный game changer.
Уникальный пилотаж
АР: Как у пилота, у Льюиса есть несколько интересных свойств: он выбирает момент для максимально позднего торможения, чтобы войти со стабильной скоростью и без срыва машины в поворот по геометрической траектории, а затем максимально рано нажать на педаль газа. При этом он не подгазовывает, а сразу давит на педаль. Это классное чутье: понять, когда нужно жестко надавить на педаль тормоза и отпустить газ, а затем сделать наоборот. Для него газ и тормоз – это как тумблеры: нажимает одну педаль и отпускает другую, и очень редко можно наблюдать, чтобы он поигрывал двумя педалями одновременно.
ДФ: Это интересный момент, такая особенность таланта Льюиса. Ведь многие гонщики, в том числе великие и успешные, такие как Сенна или Шумахер, часто использовали подгазовки. В отличие от Льюиса, который перещелкивает газ и тормоз – у него ведь при этом еще и уникальная работа: он не просто полностью вдавливает педаль в пол, а именно грамотно дозирует – так, чтобы машину не развернуло или чтобы она не потеряла время на разгоне.
АР: Сенна и Шумахер за счет умения играть с газом и тормозом в повороте выжимали из машины больше возможного, при этом корректируя ее направление рулем, если при этом она была чуть быстрее, чем нужно. Льюис не такой – он стремится выработать такой алгоритм прохождения поворотов, чтобы ему не пришлось использовать подгазовки. Это очень важно при прохождении поворотов по геометрической траектории, ведь если заниматься корректировками и дергать рулем, то это приведет к перегреву шин. Все подготовительную работу с корректировками он делает в практиках, чтобы затем можно было играть не с педалями, а только с рулем – в зависимости от условий трека или состояния машины.
Из этого исходит его способность приспосабливаться к переменчивым условиям и любым машинам. Он не реактивный пилот, который [во время прохождения поворотов] ждет фидбека от машины и реагирует на это, а изучает поведение еще во время тестов или практик. Он придумывает определенный алгоритм действий заранее и в дальнейшем действует в соответствии с ним. В гонке он старается по-минимуму от него отходить – поэтому у него сильно бомбит и начинаются жалобы, когда с шинами что-то не так: «Блин, как же так, ведь я все рассчитал! Что же такое-то? Теперь заново все рассчитывать?»
Мне кажется, что его уникальность происходит из этой расчетливости пилотажа и умения выжать максимум из чего угодно – он знает, где максимум и рассчитывает, как к нему подобраться близко, а не реагирует на поведение машины от поворота к повороту.
ДФ: Добавлю, что у него потрясающее чувство машины – Льюис чувствует ее габариты, размеры, как она «встает» на трассе, как держится на разных участках трека – что и помогает ему в переменных условиях. Кроме того, чутье помогает и в борьбе колесо в колесо: он способен расположить машину в повороте так, чтобы и сопернику усложнить жизнь, и себе было легче атаковать.
Да, в последнее время Льюис слегка «забронзовел», словно слегка растерял адаптивность – ему или стало сложнее [с годами], или он просто чуть расслабился. Но в лучшие годы – это борьба с Росбергом и сразу после ее завершения – он чувствовал машину и боролся лучше, чем когда-либо.
Еще один момент: он выработал важную способность преодолевать трудности в тех гонках, когда что-то не складывается. У каждого пилота есть гонки, в которых почти ничего не складывается – или трасса не подходит, или с машиной что-то не то, или с покрышками, – у многих спортсменов это ведет к провалу. Например, Боттас страшно проваливается. Но Льюис даже не «в своей» гонке не падает ниже определенного уровня – и этот уровень в сравнении с другими гонщиками остается очень высоким. Он научился минимизировать потери и набирать большое количество очков даже не в самых удачных Гран-при.
Хэмилтон учился технике поздних торможений в 8 лет, влетая в соперников и грязное озеро. Теперь это главная фишка его пилотажа
Величие
АР: Конечно, как гонщик Хэмилтон – великий. Но его вклад в «Формулу-1» по сравнению с Шумахером гораздо меньше. Он не привнес ничего нового. Льюис воспользовался всеми наработками предшественников по физической подготовке, по усидчивости и работы с механиками – по всему, что привнесли в «Ф-1» те же Шумахер и Сенна. Хэмилтон же просто оттачивал свои навыки, работал по их «методичкам». Он делал то же, что и другие современные пилоты – просто сделал ее лучше остальных. У других спортсменов точно такая же подготовка, просто по разными причинам они подготовились хуже.
В спортивном плане Хэмилтон – ни в плане подготовки, ни в плане пилотажа – не сделал ничего, что сделал Шумахер с идеей-фикс физической формы или в пилотаже с большой скоростью в поворотах. Или Сенна с невероятной психологической подготовкой, с умением разобрать каждый аспект на трассе, чтобы пилотировать практически на автоматическом уровне и тратить концентрацию только на глобальный расчет в гонке.
ДФ: Да, у Сенны было абсолютно точное понимание, где он сейчас находится, насколько быстра его машина, что и в какой точке трассы он может сделать, как обогнать соперника – то есть он досконально, точно, идеально рассчитывал и понимал [машину] в пространстве и времени. Это великий дар.
АР: Это и есть racecraft на пике – у Сенны он был на высшем уровне, а у других просто не настолько хорош. При этом Сенна мог еще и объяснить подробно и понятно, что именно он делает. Это помогло другим гонщикам. Шумахер продвинул физическую подготовку и работу с инженерами и механиками. А Хэмилтон фактически воспользовался всем, что привнесли до него эти двое. Он – прилежный ученик. Лучший в классе. Но глобально нового он ничего не привнес.
Великий ли он пилот? Да, определенно. Можно ли сравнить его величие с Шумахером и Сенной – не думаю. Сколько бы он рекордов ни побил – а побьет, судя по всему, все – он все равно останется просто крутым учеником. У него нет наследия кроме цифр в википедии. Ну, выиграет 100 гонок. Но в будущем может прийти еще более способный ученик – условный Ферстаппен – и выиграет 120.
Хэмилтон сравняется с Шумахером по титулам, но не по степени величия. У Льюиса нет наследия, а Михаэль изменил «Ф-1» навсегда
ДФ: Величие – очень сложное понятие. Лучше определять лучшего гонщика своего поколения или выявлять самого успешного. Например, в 30-е годы были такие гонщики как Тацио Нуволари и Рудольф Караччиола – один выступал за «Альфа Ромео», а другой – за «Мерседес». И по мнению большинства лучшим был Нуволари – возможно, он был даже величайшим гонщиком той эпохи, но самым успешным был Караччиола – он добился большего числа побед и титулов.
Можно сказать – вот он, побил рекорды – теперь он самый успешный. Это и есть хорошая формулировка для Хэмилтона.
Но если говорить о величии, то мне сложно соотносить это слово к человеку и при этом оценивать только его спортивные достижения. По-моему, не распространять это понятие на личность в целом невозможно. Если ты великий – то должен быть великим и как личность тоже. То есть не только должен быть успешным спортcменом, но и что-то дать миру (причем не только своему виду спорта), влиять на другие сферы жизни.
В этом плане хорошо сравнивать с Сенной. Айртон был очень важным человеком не только в гонках, но и в родной Бразилии – он много помогал соотечественникам. Его фонд существует до сих пор, он помогает молодым бразильцам из необеспеченных семей получить шанс в жизни добиться чего-то. Сенна при этом делал много [важных] дел тайно.
Впрочем, тогда было другое время, сравнивать его с нынешним сложно. Сейчас если человек сделал добро, то многим начинает казаться, что это ради пиара.
АР: В эпоху Сенны не было соцсетей, он не мог твитнуть куда-нибудь, чтобы рассказать, что он куда-то пожертвовал.
ДФ: Льюис – очень открытый человек, его эмоции видны. С одной стороны – это хорошо, мы видим его настоящим и честным. С другой – мы видим, что он [обычный] человек, который может заблуждаться и ошибаться. Более того, он публикуется в сторис в инстаграме, который стирается через определенное время. В итоге кажется, будто Льюис сначала что-то сказал, а затем передумал и стер. Многие люди даже не понимают, что Хэмилтон сказал, что он этим хотел показать – а может быть, он ошибся?
Возможно, из-за этого Льюиса не совсем понимают. Ведь к тому же он обращается к глобальным проблемам, которые в одночасье не исправить, их не решить за два твита.
АР: Они не имеют простого решения…
ДФ: Поэтому со стороны кажется, что его высказывания – это обычный популизм. Выглядит это для некоторых так, словно Льюис пытается объять необъятное, словно он претендует на всеобщее величие.
Сенну окружали определенная загадочность и мистичность. Его вера в гонках и жизни придавала ему определенный ореол величия. У Хэмилтона этого нет (возможно, из-за того, что сейчас другая эпоха). Может быть, это связано с тем, что он общается с людьми через инстаграм, в то время как Сенна использовал прессу только тогда, когда четко знал, чего он хочет, какой намерен донести месседж. Все его интервью и печатные колонки целенаправленно били в выбранную точку.
У Льюиса [обращение к людям] – это больше похоже на поток сознания.
АР: Сенна делал все более структурированно и продуманно, а Льюис – хаотично.
ДФ: Это и вызывает ощущение, что Хэмилтону чего-то не хватает, чтобы добиться статуса не просто суперзвезды, а влиятельнейшей суперзвезды.
АР: А возможно ему просто нужно немного хаоса, чтобы его жизнь не превращалась в сплошное расписание и схемы. Поэтому нам кажется, что это что-то не очень, а для него это – отдушина, и он поэтому пишет что-нибудь глупое в инстаграм или твиттер. И ему хорошо – ведь теперь можно подумать не над этим, а, например, над пилотажем.
И все же – Льюис уникальный, другого такого же нет.