Объяснил, почему богатых пилотов несправедливо шеймить за деньги.
Четвертый русский в «Ф-1» Никита Мазепин оказался одним из самых противоречивых новичков последних лет: ворвался в Гран-при на волне инцидента с непристойным видео в инстаграме (где хватал за грудь полуобнаженную девушку), проехал лишь сто метров в первой гонке, а позднее запомнился прежде всего как грубиян, постоянно игнорирующий джентльменское соглашение между пилотами.
Со временем ситуация лучше не стала: №9 продолжил проигрывать напарнику Мику Шумахеру по полсекунды в квалификациях (и временами чуть ли не по кругу в гонках) и винить во всем то шины, то синие флаги, то неудачное шасси. Оправдания, как правило, не впечатляли экспертов – например, авторитетное издание The Race назвало Никиту худшим пилотом первой половины сезона.
Но на середине чемпионата Никита слегка подтянулся по темпу к Мику – и тут же вскрылась новая проблема: внутренняя война в «Хаасе» за 19-ю позицию. Мазепин и Шумахер несколько раз сходились на трассе в довольно жестких моментах (справедливости ради, чаще по неуступчивости Никиты) и доездились до открытого внутреннего конфликта.
Мазепин опять чуть не увез Шумахера в стену. Мик наехал на Никиту с обвинениями в мести, но «Хаас», похоже, защищает русского
Как же так получилось с Миком? Почему первая половина сезона оказалась провальной? Что за история с неподходящим шасси и насколько она ударила по скорости Никиты? Почему у него нет друзей в паддоке? Согласен ли он с мнением Льюиса Хэмилтона о превращении «Формулы-1» в клуб детей-миллиардеров?
Об этом и еще о помощи отца (не только финансовой – на €30 млн за сезон в «Хаасе») русский гонщик рассказал для официального подкаста Beyong The Grid. Мы выбрали для вас самые важные и ценные моменты.
Конфликт с Миком Шумахером реален? Никита правда фанател от Михаэля?
«Между мной и Миком много чего происходит. Много – и в то же время ничего. Всего лишь два молодых пилота, мечтающие взобраться на вершину «Ф-1» и попавшие в реально тяжкую ситуацию. По ходу сезона все сильнее прояснялось: мы можем сражаться только друг с другом. Для меня финиш на 19-м может стать отличным достижением, а 20-е место – отвратительным. В других сериях между этими позициями нет разницы, потому что там – «все или ничего». Думаю, ситуация влияет и на его отношение ко мне. Трудно сказать что-то еще. Не знаю, сколько лет мы еще проведем вместе – но не думаю, что все будет гладенько.
Вообще я не так вижу спорт. Есть личность за пределами трека, а есть спортивная личность – и чаще всего она не самая приятная, но заставляет работать активнее, переживать трудные моменты и побеждать. Мне не стыдно признаться: я гонялся долгое время в белом шлеме, пока отец не подарил мне на день рождения реплику шлема Михаэля Шумахера в 2005-м или 2006-м. И я гордо носил его до тех пор, пока визор не износился – русская погода может быть суровой.
А потом я встретил Мика, гонялся с ним в картинге… И он был таким же! Люди не помнят, но у нас не было все гладко еще тогда. Я хотел в «Ф-1» и побеждать, он хотел того же – и иногда было проще, иногда – труднее. Иногда у нас случались и жесткие моменты.
Но даже сейчас мне нравится Мик. От всего сердца! Думаю, он суперталант, и у него великолепные достижения. Но это все остается за пределами трека. На трассе – мне все равно, с кем я гоняюсь. Я соревнуюсь с другими машинами, и это единственная машина в данный момент, которую я могу опередить. Потому на личный уровень ситуация не переносится.
У меня нет друзей в паддоке, и никогда не было. Не потому, что соперничество слишком трудное – нет, просто я никогда не встречал людей, которые думали бы так же, как и я: оставляли все происходящее на треке и не несли бы за пределы трассы. Чувствую себя комфортно в своей маленькой сложившейся группке, где многие люди со мной еще со школы.
Я уверен: с Миком все будет хорошо. Все, что я делаю – в рамках правил. Уверен, больших проблем не будет».
Сдавал первые гонки из-за проблем с шасси – то тяжелым, то неудобным. И впервые рассказал историю полностью
«История началась намного раньше. Для экономии команды «Ф-1» привозят на тесты только одно шасси.
А с Роменом Грожаном в прошлом году в Бахрейне случился жуткий инцидент. Потому вместо переноса двух шасси с предыдущего сезона продолжили использовать только одно – Кевина, ведь второе сгорело. И для нового сезона нужно было заказывать новое шасси.
В Бахрейне же на предсезонных тестах мы с Миком использовали одно и то же шасси – все ощущалось нормально. Но потом для гонки в Сахире с первой практики я получил шасси Кевина – и оно уже не ощущалось нормально. Нет никаких научных доказательств этого, но я просто не ощущал себя в нем хорошо. Просто не мог в нем гонять. Машину просто выносило несколько раз, и было очень, очень сложно ее поймать – я не чувствовал вообще никакой уверенности.
Так у меня сложилась целая серия из очень сложных гонок. Ушло время на поиск причины, и впервые мы поменялись шасси в Монако – и, кажется, можно было заметить, что мое шасси оказалось не настолько хорошим, как все думали.
Мик Шумахер разнес болид дважды и остался без квалификации в Монако. Слишком рисковал, хотя вез Мазепину 0,5 секунды
А третье шасси оказалось немного тяжелее, но я выбрал его – потому что ощущения в нем хотя бы оказались получше. Все причины, по которым оно было медленнее – чисто физические: дополнительная масса стоит немного времени на круге.
В Бельгии я получил совсем новое шасси. Чувствуется ли теперь машина по-другому? Нет, ведь с Монако я гонял на более тяжелом шасси – оно уже ощущалось полностью нормальным, просто большим по весу. Новое шасси вообще не отличается в смысле ощущений – оно быстрее только потому, что легче. Настройки не менялись, вообще ничего больше не менялось – мне правда непросто это объяснить. Но я гоняю большую часть моей жизни, и инстинкты так работают: иногда что-то ощущается правильно, иногда – нет.
Я не спрашивал Кевина насчет его шасси, потому что считаю: в автоспорте любая новая деталь лучше старой. Особенно когда он проехал на ней 22 гонки».
Главная сила и слабость как гонщика и человека
«Каждый гонщик – прежде всего человек… А главная моя человеческая сторона… Я могу очень быстро заскучать, когда все идет не очень хорошо. Сразу же мне хочется бросить то, что идет плохо. Но я очень быстро возвращаю веру и переступаю себя. Даже в тренировках и других вещах [за пределами гоночного трека]. Еще я очень хочу побеждать во всем, что делаю – и потому очень быстро преодолеваю все сложные моменты и готов пробовать еще даже то, что никто не хочет делать.
У меня уходит много времени – больше, чем мне хотелось бы – на выстраивание темпа в скоростных поворотах. Это сейчас главная моя слабость. А вторая – у меня отличное ощущение машины, и, наверное, иногда это ощущение не дает мне ехать достаточно быстро, когда я не на все сто доволен балансом. Я тогда не иду на такой риск, на который мог бы пойти и машина позволила бы, но, да… Больше полагаться на инстинкты и рисковать чуть больше – вот куда я двигаюсь прямо сейчас. Вероятно, вы улыбнетесь – после пары инцидентов и аварий в начале сезона, но, наверное, именно они и замедлили меня слишком сильно. Теперь мне нужно найти идеальную середину.
Мазепин не тянет пилотаж в «Ф-1»: детские ошибки на траекториях, слабые разгоны (чтобы не развернуло) и перегруз шин
Для меня «Ф-1» – вообще не про вождение, я бы не сказал, что люблю это. То есть мне нравится то, что я делаю, но гонки для меня – работа, а не веселье. Просто она очень хорошо вознаграждает: фантастика, как можно расти как человек и пилот, ускоряться год от году и становиться лучше с каждой практикой и кругом. Удовольствие от вождения я получаю только когда гоняюсь с друзьями на картах где-нибудь под Москвой. Там, где нет тысяч людей с семьями, встающих каждое утро, чтобы сделать твою машину как можно быстрее. Давление «Ф-1» лично для меня стирает все удовольствие».
Подтягивался 29 раз в 10 лет
«В школе я занимался не только гонками, но и ММА и спортивной гимнастикой. Помогла ли мне гимнастика в автоспорте? Я бы соврал, если бы сказал, что она помогает прямо сейчас, потому что я забросил тренировки еще в 11 лет. Это очень сложный вид спорта. В чем я был хорош? По большей части во всех упражнениях, связанных с физической силой: у меня быстро развивались мышцы. Но меня подводила координация, и не выходило вращаться нужное количество раз в воздухе.
А вот силовые упражнения на кольцах… У меня всегда все было в порядке с подтягиваниями. Сколько могу сейчас? Не помню. Когда я соревновался в школе, делал 29 раз в 10 лет. Потом я как-то сломал руку и потому немного сдал. Сейчас – ну, может, 15».
Почему называет себя «гордым русским»: любит родину
«Что Россия и Москва значат для меня? Очень многое. Я не выбирал такую жизнь, но пришлось рано уехать [в 12 лет в Италию для занятия картингом], потому я редко ночевал в собственной кровати.
Но я с детства много путешествовал и видел разные уголки страны. Сейчас, в 22 года, я по-настоящему понимаю, что нигде не чувствую себя так же комфортно, как дома. Дом есть дом, и его никак нигде не воссоздашь.
Конечно, пилоту «Ф-1» или атлету жить в России не очень полезно – здесь нет треков, нет людей [из индустрии], нет команд, нет симуляторов – очень немногое можно сделать. Но я наслаждаюсь временем, когда здесь восстанавливаюсь, люди, с которыми я люблю встречаться – по большей части русские. Россия – очень особенное место для меня
Но Россия – страна возможностей, и каждый год во всех видах спорта здесь появляются известные люди. Когда я только начинал, автоспорт в России был мертв. Не было ни картинга, ни «формул». И только посмотрите, как все изменилось за 15 лет».
Видение отца: помощник с первых лет занятия автоспортом, полиглот-ветеран войны в Афганистане, советчик, мастер выстраивания команды
«Влияние отца изменилось за последние 10 лет. Важно отметить: за жизнь я проехал больше 500 гонок, а он пропустил где-то 10 или 12. Просто переведите в цифры, сколько личного времени своей жизни он провел со мной, и я горжусь этим.
Что мы знаем о миллиардере Мазепине – отце нового русского гонщика «Ф-1»? Разбогател на скупке химзаводов, предлагал за другую команду $140 млн
Но он еще с картинга был очень-очень строг со мной, включая время в «Формуле-3». Он всегда твердил мне, что если я потеряю интерес к спорту или упрусь в тупик – всегда есть опция вернуться в университет и учиться не только по Zoom. Зажить обычной жизнью, а затем пойти на работу и в бизнес. И меня всегда восхищала его поддержка моей страсти, и помог мне оказаться здесь – своим временем, советами. Исключительно основываясь на моем желании стать пилотом «Ф-1» и встать на верхнюю ступень подиума в конце концов.
Думаю, его лучшие советы связаны с работой в команде – как с ней взаимодействовать. Ведь он не знает, как быстро собрать круг (хотя после стольких лет со мной, может, и знает). Но его главный талант, по-моему – способность собирать сильнейшую команду вокруг себя. Он работает со своей командой уже больше 20 лет: некоторые с ним еще с университета, кто-то – со времен войны в Афганистане. Думаю, лояльность, следование общей цели, даже в тяжелые времена и периоды споров, как никогда не сдаваться – вот лучшее, что он мне показал.
Рассказывал ли он мне про Афганистан? Очень коротко. Он был там переводчиком, и до сих пор говорит на 5 или 6 языках – включая очень сложные вроде фарси. И меня впечатлил рассказ, как он за 4-5 месяцев университета выучил язык с полного нуля до способности что-то переводить. Звал ли он меня по своим стопам в военные? Технически я и так военный – учусь на военной кафедре в МГУ.
Поговорили с Никитой Мазепиным: сражения с Шумахером, причина разворотов, учеба в МГУ и угроза армии
Деньги для моего отца означают возможности. Он по-прежнему очень точно с ними обращается и вообще отлично себя ставит. Знаете, в России есть ментальность, что отец всегда прав, и в каждой семье отец – глава, потому мне не очень комфортно так о нем говорить. Надеюсь, он улыбнется, а то у меня будут неприятности».
«Ф-1» нельзя назвать клубом сыновей миллиардеров – потому что путь у всех гонщиков все равно одинаковый. Деньги помогают лишь в образовании
«Помогли ли мне деньги отца в прорыве в автоспорте? Очень тяжелый вопрос. Я верю, что ты много черпаешь у тех, с кем проводишь время, и я смотрю на его успех с положительной стороны: мы много лет живем в одном доме, я, конечно, учусь у него успешному образу мышления. Он родился в очень бедной семье, а для меня открыто много возможностей и путей попробовать себя по сравнению с теми, которые доступны обычному русскому мальчику. Например, попробовать себя в разных видах спорта.
Потом я смог продолжить обучение, когда занялся гонками – потому что мы могли позволить себе учителей по Skype и Zoom. И это помогло мне не вылететь из школы: я все равно сдавал те же экзамены, но люди помогали мне готовиться. Но, очевидно, это больше работы: я б с удовольствием пошел бы спать пораньше ночью или посмотреть Netflix, но мне приходилось нагонять по математике и в языках. Когда мне было 12, у нас даже был спор: я говорил, что единицы учатся так же, так почему мне нужно? Но с возрастом я все благодарнее за его прямоту со мной – он сразу поставил условие: или я учусь и гоняю, или никаких гонок.
Слова Хэмилтона о «Ф-1» как о клубе сыновей миллиардеров? Понимаю, почему он так сказал: он действительно выдающаяся личность, особенно с учетом его бэкграунда и трудного пути. Но я думаю, сейчас мы живем в другое время. Раньше многие гонщики поддерживались академиями от автоконцернов, производителей энергетических напитков, и список можно продолжать. Думаю, с моей точки зрения – важно смотреть на успех не с негативной точки зрения. Если взглянуть на меня и моего отца – думаю, это красивая история поддержки амбиций и помощи в улучшении себя. Думаю, мы начали отличный проект, когда мне было 7 лет: он каждое утро возил меня на трек под Москву и тратил уик-энд вместо того, чтобы заниматься чем-нибудь поинтереснее. Надеюсь, проект продолжится и за пределами «Ф-1» – и мы сделаем что-то и за пределами спорта чуть позже.
Говорю ли я, что мой путь не отличается от дороги Льюиса по программе «Макларена» или пути ребят из «Ред Булл»? Нет, я такого не говорю. Хочу признать прямо: наши дороги в «Ф-1» очень разные. Во всех смыслах: помните, мир в то время, когда он пришел в Гран-при, сильно отличался от мира сегодня. Конечно, для попадания в академию нужно обладать огромным уникальным талантом. Но, думаю, когда отец подбадривал меня в тяжелые моменты, говоря, что все однажды будет хорошо – тоже нечто особенное.
Тем не менее, для попадания в «Ф-1» нужно получить суперлицензию – заработать нужное количество очков в молодежных сериях. И как минимум в этом смысле нет никакой разницы, ведь никто больше не может закончить школу и решить: все, буду гоняться в «Ф-1». Я упустил огромное количество свободного времени из-за спорта, я начал гонять в 5 лет, я уехал из дома и не видел семью – принес очень много тех же жертв, что и все остальные пилоты «Ф-1» на современной стартовой решетке. Думаю, каждый заслуживает свое место, и все остальные, на которых нацеливались [слова Хэмилтона], выиграли множество серий и чемпионатов, доказав свой уровень относительно юниоров «Мерседеса», «Заубера» или «Феррари». Конечно, это легкая мишень, но я не думаю, что корректно так говорить».