Неизвестный Михаэль.
Михаэль Шумахер не гоняется в «Ф-1» с 2012-го, последняя его победа осталась в 2006-м, а титул – и вовсе в 2004-м: то есть прошло уже 17 лет! С тех пор выросли сразу несколько поколений болельщиков, а у большинства фанатов и далеких от детального погружения в автоспорт людей сложился вполне определенный образ Красного барона: как супермена и машины для штамповки побед и рекордов. Эмоциональная и человеческая стороны Михаэля почти всегда оказывалась как бы на втором плане, и про нее точно вспоминают даже не в третью очередь, когда говорят о величии семикратного чемпиона – обычно вспоминают пилотажный талант, дотошность в работе с командой и готовность буквально на что угодно ради победы.
А ведь чувства и характер великого немца составили важную базу его жизни и рекордов – и на самом деле он не такой уж супермен: просто преодолевал себя каждый день. Да, Михаэль и сам рассказывал об этом в некоторых интервью – к примеру, в последней записи перед роковой поездкой на горнолыжный курорт во Франции.
«Всегда чувствовал, что недостаточно хорош». Последнее интервью Михаэля Шумахера не публиковали пять лет
Но все равно восприятие образа семикратного чемпиона скорее базировалось на умопомрачительных рекордах и общем чувстве непобедимости. Спасибо документалке «Шумахер» от Netflix – теперь мы чуть больше знаем и о его человеческой стороне.
«В начале я думал: «Не надо делать из меня звезду», – цитируют в фильме самого Михаэля. – Не возвышайте меня. Я не хочу этого».
«Ему очень не нравились журналисты, толпы людей и шумиха вокруг, – рассказала и Коринна. – Он не хотел этого. Он хотел заниматься спортом».
«Он стремился к нормальной жизни и никак не мог понять, почему нормально жить у него не получается, – подтвердил спортивный директор «Феррари» с 1993-го по 2007-й Жан Тодт. – Да, иногда он казался чересчур черствым. Но на нем лежала огромная ответственность. Порой слишком огромная – он не выдерживал. Потому что он очень сдержанный и застенчивый человек. И иногда он вот так боролся с застенчивостью».
«Он очень подозрительный, – описала характер мужа Коринна. – Всегда, во время периода знакомства. Вплоть до тех пор, пока он не поймет, что знает кого-то или может доверять. Тогда он полностью открывается. Так было не только со мной в самом начале – со всеми его друзьями точно так же. Он всегда был очень подозрительным».
Рассказ жены Шумахера о жизни с Михаэлем: покорил юмором, а она следила, чтобы он высыпался (даже запиралась в туалете во время бессонницы)
«Для Михаэля было очень важно, чтобы никто в команде не знал, как ему трудно, как он сжимает зубы, сомневается в себе или испытывает отчаяние, – объяснила такие семейные ретриты менеджер Шумахера Сабина Кем в документалке. – Он всегда делал это невероятно хорошо, потому что где он ни был – дома или в боксах – на виду у других людей всегда сохранял бодрость и энергичность».
«Он часто переступал черту, когда ему не требовалось этого, – поделился воспоминаниями о Михаэле еще один бывший соперник по «Ф-1» Марк Уэббер. – Когда он лидирует, когда у него поул, когда он фактически уже победил в гонке, во время дуэли с кем-то. Но временами, разве он всегда был уверен в себе? Что он делал все правильно? Потому что у него был этот параноидальный перфекционизм: постоянно требовалось делать все больше и больше, чтобы доказать себе больше. Потому что большую часть времени он гонялся сам с собой и сражался сам с собой. Что-то вроде «Сегодня я сделал достаточно? Хочу ли я сделать больше? Как я уничтожу противников? Что нужно сделать, чтобы остаться лучшим?
Думаю, узнать Михаэля было очень сложно. Всегда была стена».
«Шумахер иногда прибегал к дешевым трюкам». Уэббер вспоминает коллег по «Формуле-1»
Но особенно уязвимым первого семикратного чемпиона в истории «Формулы-1» показал именно сегмент, связанный с гибелью Айртона Сенны – Волшебника и одного из величайших гонщиков того времени, сражавшихся с Михаэлем за лидерство в чемпионате (бразилец взял три поула, но трижды сошел, а Шумахер выиграл три гонки подряд).
Сенна разбился на Гран-при Сан-Марино в 1994-м на треке Имолы – из-за нескольких факторов: фундаментального аэродинамического недостатка его «Уильямса» (признано после конструктором машины Эдрианом Ньюи) и использованием рискованной более быстрой траектории через кочки (которые как раз и провоцировали проявление слабости болида в виде внезапного падения прижимной силы).
В гибели Сенны винят поломку машины, но версия с рисковым пилотажем вновь актуальна: лучший инженер «Ф-1» вспомнил трагедию в Имоле
Однако после крэша Айртона гонку возобновили – и ее выиграл как раз Шумахер. Многие до сих пор критикуют будущего чемпиона за участие в заезде и радость после завоевания титула в такой год – и документалка раскрыла немного внутренних переживаний немца после рокового круга по Имоле.
«Мы видели много таких аварий – и даже гораздо более страшных, – говорит Михаэль в архивных кадрах середины 90-х. – Были аварии, которые выглядели намного хуже, поэтому никто не ожидал подобного исхода. Думаешь: «Да, наверное, ушиб руку, или, может, ногу сломал». Потом возвращаешься, болиды на решетке. Никто тебе ничего не объясняет. И ты думаешь: «Да. Гонка продолжится. Все поедут, и я тоже». Не видишь причин, по которым ты не должен был бы ехать (В случае объявления о смерти пилота гонку непременно останавливают – Sports.ru)».
«Перед награждением я сказал Михаэлю: «никакого шампанского», – вспомнил босс «Бенеттона» Флавио Бриаторе. – Он спросил, как Айртон, и я сказал: «Очень плохо». Тогда я впервые увидел Михаэля совсем другим».
«Мы поднялись на подиум. Нам сказали: «да, он в коме». Но кома бывает разная. Бывает, после нее можно очнуться на следующий день, а бывает очень плохо. Ты не оцениваешь это. Потому что все еще не веришь, что происходит что-то плохое или очень опасное. Не веришь в это. Знаете, я…
Где-то спустя два часа после гонки ко мне подошел мистер Уокиншоу [директор инженеров «Беннетона» на тот момент] и сказал, что дело очень плохо. А я подумал: «Нет! Он в коме, но это не значит, что все так плохо». А он сказал: «Нет, все выглядит не очень хорошо».
«А позже ко мне кто-то подошел и сказал: «Он умер». Через минуту подошел кто-то еще и сказал «Нет, он в коме». Тогда было так мало информации – ты не знал, что тебе думать обо всем этом. И я продолжал упорно верить, что он не умрет. Я просто не мог даже допустить такую мысль. Я думал: «Нет, он же должен стать чемпионом! Может, пропустит гонку или две, но потом вернется.
Худшее началось спустя пару недель. То есть как только мне пришлось принять: все-таки он умер. То есть это… Это было… что-то абсолютно сумасшедшее. Да…
Были ли сложно вернуться за руль? Ну, я поехал на «Сильверстоун»… И ты внезапно замечаешь множество вещей совершенно под другим углом. Я поехал по треку на обычной машине и просто думал: «Вот место, где можно разбиться насмерть. Вот место, где можно умереть». Сумасшествие! Ведь я постоянно ездил здесь на тестах и в гонке. Но тут столько мест, где можно разбиться и моментально погибнуть! И это единственная вещь, а которой я думал.
И я не знал, какой может быть ситуация, когда я буду в болиде. Я не был уверен, смогу ли пилотировать и не думать обо всем этом, или теперь всегда будут гонять с мыслью «а здесь ты можешь умереть», «а если вылетишь здесь – все выйдет плохо, и…». Что-то… Очень странное. Я проснулся среди ночи, спал всего часа три, и все такое прочее».
«Мы оказались в полном шоке, – подтвердила Коринна. – Спрашивали себя: как такое могло произойти? И Михаэль много задавался вопросом, все ли корректно себя вели. Было очень, очень, очень трудно. Ему тогда было очень непросто, но он был мастером блокировать такие вещи. Он умел так мощно концентрироваться на том, что делал, что другое просто блокировалось. Думаю, ментально он очень силен. У него просто это есть. Феноменальная сила. Он до сих пор каждый день показывает мне, насколько же силен на самом деле».